— Как это?
— Без понятия. У них — своя работа… Во всяком случае, перед отъездом я должен был написать и сдать в безопасность довольно подробную роспись того, когда и куда в столице буду мотаться. Вот что я вечером первого же дня, по предварительным прикидкам, с девятнадцати до примерно двадцати двух буду у тебя сидеть, — это там знают.
— Очередная шарашка… — брезгливо пробормотал Бабцев.
Кармаданова, видно, так уже приручили, что он обиделся очевидно и искренне.
— Почему сразу шарашка? — с негодованием осведомился он. — Ну что ты, Валька, право слово…Живем с семьями, в уюте. Интернет… Хочешь — уехал, хочешь — гостей позвал… Вот приезжай ко мне, когда мы там окончательно укоренимся. Я рад буду. Да и ты все посмотришь своими глазами. А безопасность… Что, было бы лучше, если бы Симку украли, а мне и впрямь паяльник вставили?
Обыватель всегда предпочтет безопасность свободе, подумал Бабцев. Все диктатуры именно этим и берут — обещают личную безопасность. А потом ежедневно творят такое, что никакая мафия за сто лет не сумеет…
— Ну, адаптированная к свободам двадцать первого века шарашка, — сказал Бабцев, примирительно улыбнувшись. — Все-таки времена не те, пришлось им сделать косметические поправки. Но в целом… А как ты думаешь — Путин про вашу контору в курсе?
— Ну, знаешь… Он мне как-то не отчитывался. Думаю, вряд ли такое дело могло быть организовано без поддержки с самого верха.
— То есть, может, даже и этот при всех его сталинских замашках, и то не знает. Может, это вообще только военных инициатива. Куют. Против кого — мол, сами решим, когда скуем. Скажи, Сема, неужто тебе не страшно?
— Мне в Москве страшнее, — признался Кармаданов.
Вот то-то и оно, подумал Бабцев.
— В Москве… В Москве при всех издержках — нормальная человеческая жизнь. Жизнь разных, да, но одинаково свободных людей. А там… Ну вот скажи — чем вы там занимаетесь?
Кармаданов, глядя мимо Бабцева, задумчиво прихлебнул чаю.
— Насколько я знаю, компания сосредоточилась на запуске спутников на геостационарные орбиты. Это очень существенная часть космических программ, чью ни возьми… Мировой спрос растет на глазах.
— Ага! То есть ты сам признаешь, что толком и не представляешь, чем твоя шарашка занимается?
— Честно говоря, я был бы очень рад, если бы там велись перспективные разработки, — признался Кармаданов. — Я даже объяснить тебе не могу, Валька, но у меня какой-то восторг. Да, несколько дурацкий, да, немножко, наверное, детский… Но когда я узнал, что у нас все-таки, несмотря ни на что, снова кто-то всерьез занялся космосом, празднично стало на душе.
— Ты с ума сошел, — сказал Бабцев. И вдруг, повинуясь какому-то наитию, спросил: — Слушай, а есть там у вас военные, которые верят, что мы будем первыми на Марсе?
Кармаданов удивленно округлил глаза, потом громко сказал: «Пф-ф!» и чуть пожал плечами.
— Да я с военными толком и не общался… — Помедлил. — А по разговорам, по обмолвкам судя — вообще у всех такое чувство, что, мол… Как бы это… Мол, мы всем еще покажем. На Марсе? Да хоть и на Марсе.
— Но ты понимаешь, я надеюсь, — с напором сказал Бабцев, — что это все очередная туфта? Даже если там действительно что-то делается — так наверняка какая-то агрессивная пакость?
— Ты просто маньяк, — опять возмутился Кармаданов. — Ну какая? И, главное, зачем?
— Какая — не могу сказать, я не специалист. А зачем — тут ответ напрашивается. Чтобы опять грозить всему миру. Опять колонизировать Закавказье, опять завоевать Европу… Реванш. Как ты сам сказал: мы им всем еще покажем.
Против ожидания, на сей раз Кармаданов не стал яро и бездумно возмущаться. Он опять прихлебнул чаю, поразмыслил. Но то, что он затем выдал, было еще отвратительнее, чем если бы он начал махать руками и сгоряча кричать: «Нет!»
— Знаешь, — негромко и убежденно проговорил он; — я думаю, градус советской агрессивности был сильно преувеличен. Штатники тоже допекли тогда. Старцы кремлевские в своем маразме не зря пытались как-то сопротивляться. Метили общечеловеки якобы в коммунизм, а палили-то во всех нас… Теперь ясно, что коммунизм был только донельзя удобным предлогом, а палили они просто в нас. И к тому же… Если и были у кого-то из товарищей поползновения потоптать Европу родимой кирзой — их где-то можно понять. Им же тогда в Ниццу, скажем, на отдых не попасть было иначе, как только ее завоевать. Вот они и мечтали… А теперь — коль бабла нарубил достаточно, езжай! Свобода, демократия, весь мир в кармане. И конец агрессивности. То есть агрессивность отдельных деловаров даже возросла, бабло-то рубать надо, но агрессивность государства — под откос. Зачем танками, когда можно просто аэробусом?
— Ну, тебе мозги промыли, — скривился Бабцев.
— Ох, да оставь. Это космос, понимаешь? Космос! Китайцы и те уже на Луну собрались! Кончится тем, что… Будем будто на голом островке сидеть, обхватив коленки, и смотреть с тоской, как по горизонту ходят туда-сюда лайнеры под чужими флагами. А сами туда даже на шлюпке поплыть не можем — проси сперва у тех лайнеров разрешения, да потом шлюпку у них проси. Так можно жить?
— Люксембург какой-нибудь живет и не страдает.
— Ну, знаешь… Ему, Люксембургу, привезут. Он маленький, ему немного надо.
— А нам, значит, много.
Кармаданов в ответ лишь тяжело вздохнул. Помолчал. Бабцев, откинувшись на спинку стула, с торжествующим прищуром смотрел на него — нечем крыть.
А Кармаданов вдруг сказал: