Звезда Полынь - Страница 99

Странно, но у Кармаданова на лице написалось облегчение. Он будто сразу слегка отдохнул.

— Ну, и хорошо, — сказал он. — Будет у нас с тобой мальчишник. Руфь нынче совершенно не в форме.

— А что такое?

— Да как сказать… Знаешь, бывают такие совпадения в жизни… Вот не раньше, не позже, именно в день, когда вы прилетели. Я уж не хотел говорить…

— Да что такое?

Кармаданов мялся. Они прошли по старой привычке на кухню — лучшего места для дружеской беседы в России все ж таки нет и не будет. Бабцев достал из сумки причудливую бутылку чистопородного коньяку; улыбаясь, решительно поставил на стол.

— Ты не большой любитель, да и я не большой любитель, — сказал он, — но, во-первых, русский обычай требует, а во-вторых, это по-настоящему вкусно и, может, даже полезно.

— Мне нынче и впрямь полезно, — совсем воспрянул Кармаданов. У него даже глаза засветились от мужского предвкушения. Какой полноценный мужчина не взволнуется и не испытает радостного подъема, получивши внеплановое предложение культурно выпить? — Ты просто гений, Валька. Но, скажи, с каких это пор ты вдруг начал чтить русские обычаи?

— Видение мне было, — загробным голосом сказал Бабцев. — Георгий Победоносец на «КамАЗе»…

— Да иди ты! — засмеялся Кармаданов, начиная суетиться и метать на стол все, что можно зачислить в разряд экстренно понадобившихся закусок. Бабцев уселся, с удовольствием глядя на его радостные хлопоты.

— Так что такое у тебя нынче приключилось, ты не сказал, — напомнил он.

— Серафима отчудила, — помрачнев, проговорил Кармаданов. Из рук его проворно прыгали на стол тарелки. — Отпустили мы ее на лыжах. Не в первый раз. Тут на окраине шикарный парк, плавно переходящий в бескрайние просторы России… Но девчонка-то большая уже, вполне вроде разумная и к лыжам привыкла, ходит неплохо. Мобильник с собой… Суббота, в парке народу должно быть полно, ее же друзей-приятелей, одноклассников. Честно скажу, в Москве я так безмятежно к этому не относился никогда — но тут совершенно, казалось бы, безопасно. За эти месяцы не слышал ни об одном казусе, которыми столица полным-полна…

— Ну и?

Кармаданов от воспоминания даже передернулся.

— Час проходит, два проходит, три проходит… Исчез ребенок. Мы ее в ежовых рукавицах не держим, крепились до последнего — вот придет, вот сейчас, ну, подождем еще пять минут, не надо паники… Руфь с тетрадками сидит, я с бумагами — рабочей недели не хватает, как всегда, ты же понимаешь. Нету. А темнеет уже! Наконец — все, лопнуло терпение, звоним ей. А нам отвечают: недоступен, мол, абонент. Ну, тут уже сердце в клочья. Побежали в парк. Нету. Расспрашиваем тех, кто там катается… Не видели. В милицию… в больницу… Ну, в общем… Руфь чуть с ума не сошла, да и я… А она, оказывается, решила, что давненько Северный полюс никто не открывал. Или землю Санникова, я уж не знаю… В общем, понесло ее прочь от города, в леса и долы. И там упала, да всерьез, до полной потери хода, расшибла ногу и телефон разбила об дерево.

— Умереть, какие ужасы ты рассказываешь, — сочувственно проговорил Бабцев.

Кармаданов помолчал. Чувствовалось, что он еще полон переживаний — мало времени прошло, и его пока не вполне отпустило. Да, подумал Бабцев, сегодня коньячок Семену воистину не повредит…

— И что дальше?

— Дальше началась сказка. Дели на десять. А впрочем, может, и нет… Я бы, говорит, обязательно замерзла насмерть, или меня бы волки съели…

— Тут есть волки?

— Откуда я знаю? Никогда не слышал, но разве ж я волками интересовался? Дело не в волках! Это у нее уже фантазия разыгралась, я думаю… Братья Гримм. Какая ж принцесса в лесу без стаи голодных волков?

— Принцесса?

— В общем, пока мы тут корвалол хлебали, у нее целое приключение произошло. От неминучей смерти ее спас благородный рыцарь… Вернее, если следовать ее рассказу дословно, не рыцарь, а русский богатырь. Высокий, красивый, могучий, скромный, потрясающе умный и умопомрачительно добрый. Посадил на спину и дотащил до города. Принес в травмопункт, дождался, когда ей снимок сделали, убедился, что нет никаких серьезных последствий, только сильный ушиб, донес до дому. А когда она позвонила в дверь, удрал. Мы его даже не видели. И она даже не знает, как его зовут. То ли постеснялась спросить, то ли вообще забыла о таких мелочах. То ли паршивке так показалось романтичней…

— Ищут прохожие, ищет милиция… — покачал головой Бабцев, открывая коньяк. — Вы тут, я смотрю, заняты реанимацией не только советского могущества, но и советских воспитательных мифов…

— Факт остается фактом, однако… — с однозначным интересом следя за руками Бабцева, сказал, усаживаясь, Кармаданов. — Когда у нас уже круги пошли перед глазами, когда я уже четырежды весь городок, наверное, обежал и пошел на пятый круг, а Руфь дома сидела в прострации ожидания, вдруг в дверь, Руфь говорит, — звонок. Бежит открывать — и вот она, дочурка, стоит, опираясь на стену, сладостно задумчивая, благостная, вся в элегических переживаниях… Ангел, объевшийся пирогом. Ну, я не видел, как они тут разбирались в первые минуты, а только вдруг они мне звонят — а я парк в очередной раз прочесываю, в сугробах уже роюсь… Звонят — можешь возвращаться, Сима дома… Вот такие дела. Теперь они обе спят после треволнений, а я вот…

— И ты так и не знаешь, кто ее выручил?

— Ни малейшего представления. И она не знает.

Последнее, что он ей якобы сказал: не вздумай мне говорить «спасибо», потому что я всего-то прощения прошу…