— Вы обо мне очень высокого мнения. Задание проще, так сказать, пареной репы…
— О нет. Понадобится приложить усилия.
— Спасибо, что объяснили… Вы дадите мне копию файла? Надо вслушаться. Уловить характерные обороты, любимые словечки… Голосовые идентификации не проводились?
— Борис Ильич — это действительно Алдошин. У нас была запись его выступления на последнем Дне космонавтики в центре Хруничева. Совершенно легальная, для ТВ. Второй голос сопоставлять не с чем. У нас же нет банка данных голосов всех русских миллионеров.
— Пора бы иметь.
— А если это не миллионер? Просто, скажем, работник спецслужбы, прикинувшийся миллионером?
— Или миллионер, прикинувшийся работником спецслужбы.
— Да так хорошо, что им стал.
И они засмеялись — в первый раз за весь разговор.
Чтобы хорошо считать чужие деньги, одного образования мало. То есть ремесленнику, может, и хватит — но на то он и ремесленник: ему на роду написано решать только рутинные, стандартные задачи. Для настоящей работы нужен талант — а он, надо сказать, лишь другое имя интуиции. Разве можно просто научиться, например, расставлять слова в правильном порядке? То есть можно, даже компьютерные программы научились править стиль — и правят его, как бравые фельдфебели: пятки вместе, носки врозь. Возможно, нарушен порядок слов, следует подлежащее поставить после сказуемого… или наоборот… Неважно. Разве мог бы ремесленник расставить слова так: «В белом плаще с кровавым подбоем, шаркающей кавалерийской походкой, ранним утром четырнадцатого числа весеннего месяца нисана…» Тот, кто запрограммирован на правильность, правильным счел бы вот что: «Ранним утром четырнадцатого числа весеннего месяца нисана прокуратор Иудеи Понтий Пилат вышел в крытую колоннаду дворца шаркающей кавалерийской походкой, в белом плаще с кровавым подбоем». Все, что сложней этого построения по росту — это уже не умение, а исключительно талант, сиречь интуиция. Чутье. Нюх.
Иногда, чтобы понять, куда делись деньги, чутья нужно не меньше. Все вроде правильно, тик в тик, комар носу не подточит, ни компьютер, ни ремесленник и не почесались бы. И только интуиция, едва-едва встревоженная ей одной приметными странностями в бумагах, тебе говорит без обиняков: документы хоть на выставку, а денежки тю-тю.
Нецелевое использование?
Не удивишь нас этим, ох, не удивишь… Обидно только, что на сей раз корыстным паскудой оказался не какой-нибудь очередной «Влип-Инвест» или ООО «Му-му», а благороднейшее, казалось бы, заведение, занятое счастьем человеческим, пусть в отдаленной и оттого не всеми одобряемой перспективе. Освоением космоса…
Давно уж пора бы, кажется, хорошим пинком распроститься с благодушными идеалами юности — а особенно на такой работе, где идеалы не то что не живут, но быстро либо стервенеют, сатанеют даже и тянутся к огнестрельным мерам пресечения, либо хладнокровно делаются очень дорогим товаром, ненавязчиво выставляющим себя на торг среди тех самых ООО, на борьбу с нечестностью коих они, идеалы эти, так кавалерийски рвались…
Давно бы пора — а все никак.
Спутники они, поди ж ты, запускают… То есть иногда и запускают, конечно, — но не зря же те падают теперь через раз. Потому что, надо полагать, делают их по остаточному принципу — из колбасных обрезков.
Корпорация-то смешанная! Государственно-частная!
Ну, понятно, кто б сомневался… Из казны частникам бабки качают, а там — тонкими струйками в офшоры. Держава дерет налоги с тех, кто работает и, болбоча красивые слова, из-под полы отдает тем, кто зарабатывает. А те знай пилят. Чего ж не пилить, коли дают? Тебе, мне, ему, жене моей, евонному дядюшке… Что? Осталось чего-то? Ну, тогда давай и впрямь, что ли, спутник запустим…
Все как у всех. Жулье. Везде жулье.
Тщательнейшим образом Кармаданов готовил свой отчет, готовил не день и не два, подчиненных буквально загонял и все нервы им вымотал, себе — тоже; все оттенки и едва заметные неувязки сплел и сфокусировал в один вывод так, что тайное стало явным, однозначным и не подлежащим сомнению — и ждал справедливой и заслуженной если и не награды (не военные все ж таки), но хотя бы уж похвалы.
Размечтался.
— Вы понимаете, Семен Никитич, — бубнил, свесив щеки ниже подбородка, Сам, а Кармаданов, закипая, не мог отделаться от ощущения, что непосредственный начальник в растерянности и не знает, как себя вести со слишком дотошным работником, сунувшим, по всему видать, нос дальше и глубже, нежели по чину положено; и это было подозрительнее и отвратительнее всего. Крышует он их, что ли? Мысль Кармаданова текла накатанным путем, профессиональным. Ремесленным. — Вы поймите, Семен Никитич…
Суть долгой путаной речи сводилась к тому, что род деятельности там у них в «Полудне» уж очень специфический и не надо сразу предполагать худшее. В конце концов, если в процессе работы вдруг выясняется, что нечто запланированное оказалось не нужно, а нечто незапланированное — нужно, то в пределах определенных сумм можно и за необходимостью последовать, а не за буквой договоров и смет… Старая песня. Начальник трамвайного парка тоже может в процессе работы вдруг выяснить, что ему не пять новых вагонов нужны, а одна новая дача. Понять его, конечно, можно, но отнестись к этой ситуационной переброске средств с уважением — никак. Зачем тогда мы тут сидим, штаны протираем? Чтобы ворье чувствовало себя под заботливым крылышком другого ворья, уровнем выше?